Новости Аобы Ямаширо: Суровая реальность мультфильмов

Не мне рассказывать железнодорожникам, что происходит на деле. Тем более, если дело вдруг начинает идти с пробуксовками, трещинами в боковых рамах, или, не дай бог, сходом вагонов с рельсов... Лексические конструкции, применяемые в такие, да и в менее напряжённые моменты работы, поставили бы в тупик (или восхитили) профессоров филологии. Крепкое словцо рикошетом летит по ступенькам иерархии до самой насыпи железнодорожной. Аргумента два. Первый – извинительный: все мы люди, со своими слабостями и недостатками. Даже Пушкин Хаширама, и тот применял русский язык во всём его разнообразии... Второй аргумент – обвинительный: иначе они (подчинённые) не понимают, и дисциплины нет.

Да и какие, дескать, могут быть сюсюканья в грубом мужском коллективе где-нибудь на околотке, где матом не ругаются – им говорят. Всё это, конечно, звучит кулуарно – без фамилий, должностей, диктофона (иначе статья в газете стала бы лишним поводом для нагоняя). А официальные диалоги при сборе материала чаще всего были такими: – Здравствуйте! Журналист «ЗМ». Найдётся пара минут? – Да. – Пишу материал об этике общения на производстве. – Извините, нет времени...

А можно иначе? При всём наиве невозможно представить ситуацию: стоит некий работник, дуб-дубом, безалаберный и ленивый, того гляди, спровоцирует ЧП, – а руководитель, щадя нежную натуру подчинённого, не повышая голоса, тщательно выбирая великосветские обороты, в надцатый раз объясняет азы производства: «Будьте добры...», «А не могли бы вы...», «Обратите, пожалуйста, внимание...». Представили? В титрах значилось слово «сон»? Безусловно, права Фаина Раневская, считавшая, что «лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой, воспитанной тварью».